- Как долго сочинялся и записывался «Сигнал из космоса»?

- Сочинялся два с половиной года, записывался очень легко – за 10 дней записан, за еще 10 дней сведен. Мы работали на студии «Добролет», где пишется весь питерский рок 1990-х и нулевых. Андрей Алякринский так набил себе руку и ухо на этом, что альбомы, им записанные, звучат очень хорошо. А от идеи сводить альбом за границей мы отказались, потому что здесь нашу музыку чувствуют
лучше.

- В названии есть философский подтекст или оно, наоборот, легкомысленное?

- Это самое легкомысленное название за всю историю группы «Сплин». Предыдущий диск «Раздвоение личности» назывался слишком навороченно. У всех растут дети, поэтому и название, и тексты песен разворачивают в сторону упрощения. Лицом к детям. Дети становятся главным приоритетом – жизненным, музыкальным и поэтическим.
Оформление нового альбома группы "Сплин" "Сигнал из космоса".


- На какие песни нового альбома ты бы порекомендовал обратить особое внимание?

- Я бы порекомендовал прислушаться с первой по восемнадцатую. На самом деле это одна и та же песня, просто она то в мажоре, то в миноре, то быстро, то медленно. Слова иногда меняются, а иногда и не меняются, переходят из песни в песню. Я тоже это заметил, и меня это страшно порадовало. Может, в этом и есть тот самый концепт, о котором все всё время спрашивают, а я не нахожу ответа?

- На концерте в «Олимпийском» «Сплин» представит новый альбом целиком или программа будет больше основана на хитах?

- У нас не бывает единой формы концерта, плей-лист постоянно меняется. Я, честно говоря, пока не знаю, какую программу сыграем в «Олимпийском».

- Кстати, есть ли песни, от которых тебя уже тошнит, настолько надоело их играть?

- Нет, я до такого состояния себя не доводил. Если песня надоедает, она просто уходит из плей-листа. Когда я от нее отдохну, она возвращается.

- Многие сомневаются, что «Сплин», давно нигде особо не мелькавший, соберет «Олимпийский»…

- Ничего страшного, мы развернем сцену поперек зала и сыграем для небольшой аудитории. Дело не в количестве человек. Просто этот сарай, «Олимпийский», оказался осенью единственной свободной площадкой, поэтому пришлось на нее соглашаться. А пафоса собрать огромное количество людей у меня никогда и не было.

- Насчет сцены поперек уже точно решено или вы посмотрите по продажам билетов?

- Это решено, но мы посмотрим по продажам билетов.

- Много ли новых песен осталось за бортом трек-листа этого альбома?

- По сути, только одна не вошла.

- Музыка претерпела какие-то изменения по сравнению с предыдущим диском?

- Ну да. Мне хотелось, чтобы каждая песня была мини-симфонией, чтобы она состояла из нескольких частей, чтобы в этих частях была разная гармония, а мелодия при этом перетекала из части в часть и была ломаной. В общем, чтобы все было странно, волшебно, небесно и не отсюда.

- Все это волшебство удалось записать силами группы?

- На одном треке сыграл приглашенный трубач, на паре – перкуссионист. Приходили также прекраснейшие девушки, игравшие на струнных – скрипки, альты, виолончели.

- А в целом «Сплин» уже готов играть симфонии?

- Да, мини-симфонии. Мне кажется, рок-музыка в этом направлении и развивается. Все хорошие группы, поиграв сколько-то лет и выпустив какое-то количество альбомов, двигались в сторону усложнения. Меня жанр рок-симфонии очень привлекает и кажется перспективным, потому что он необъятен.

- Считается, что рекорд-индустрия в полном упадке, что альбомы никто не покупает. Зачем вообще их выпускать? Или настоящий музыкант просто не может без этого?

- Какое-то количество пластинок по инерции все равно покупается. В принципе пластинки становятся как книги. Тот, кто покупает книги, будет покупать и компакты. Это те люди, которым нужно держать продукт в руках, рассматривать буклет. Остальные будут читать и слушать через Сеть.

- Какие впечатления последнего времени нашли отражение в песнях нового альбома?

- Даже в повседневной жизни с ее бытом есть какие-то паузы для волшебства. В этих паузах и возникают песни. Неохота привязываться к каким-то конкретным событиям и людям – назовем это просто впечатлениями от жизни.

- Что изменилось в жизни с рождением сына?

- Моя жизнь стала еще волшебней. Плюс один. От многого пришлось отказаться, но я расстался с этим совершенно без сожаления, потому что приобрел в бесконечно много раз больше, чем потерял. Да, у нас стал строже график, распорядок дня, но меня семья всячески поддерживает, поэтому я чувствую себя свободно.

- Леонид растет в богемной среде?

- Нет, нет! Богемная среда – это художник плюс очень много лишних людей. Друзья к нам приходят, но какая же это богема? Это в чем-то родные люди. Он со всеми общается. Может, поэтому и не может прижиться в детском саду, что привык общаться со взрослыми. А с детьми ему просто неинтересно.

- Почему ты не любишь Москву?

- Я не могу сказать, что не люблю Москву. Я не люблю здесь долго находиться, это верно. Но так вот в пределах Садового кольца, Бульварного кольца замечательно и тихо. Главное – чтобы не надо было ехать в Жулебино или Митино.

- Но жить бы тут ты не смог?

- Мне этого не надо. Зачем?

- Вот у вас альбом выходит, концерт готовится. По этому поводу ты приезжаешь в Москву, собираешь пресс-конференцию, даешь интервью. Это для тебя максимальная степень компромисса и участия в шоу-бизнесе?

- Я все равно это воспринимаю на уровне игры. Не так уж и сложно три дня раз в три года поиграть в эти игры и поговорить в диктофон. Тем более что я чувствую, что альбом получился, поэтому хожу и говорю о нем с открытой душой.

- А потом, когда все будет сказано и сыграно, – обратно в берлогу?

- Да, спасибо, Москва – и домой. Но в этой берлоге – дворцы, реки, каналы. Там не так уж плохо.

- Ты ощущаешь, что в нашей рок-музыке какой-то творческий кризис, ярких молодых имен не появляется?

- Видимо, произошла смена поколений и новое поколение не так привязано к рок-музыке. У людей сменились приоритеты, хотя интерес к музыке не утерян: люди же ходят на концерты и скачивают все это. Но играют действительно, может быть, меньше. С другой стороны, если ты зайдешь в какой-нибудь питерский клуб «Цоколь», там висит расписание, и каждый день играет три-четыре молодые группы.

- Среди этих групп есть кто-то, кто тебя удивил?

- Есть яркая и провокационная группа «Море и корабли», в которой пол-«Сплина» играет. Они хороши своим полным отвязом – такой наглости ни одна русская группа себе не позволяла. А так все мои интересы переместились в область поэзии и хип-хопа.

- Раз уж прозвучало слово «кризис»… Глобальный экономический коллапс сократил число ваших концертов?

- Мы в этом смысле странная группа, которая сама планирует себе количество концертов. Мы не играем, когда не хотим, мы можем брать паузы на два-три месяца. Нам хватает денег на то, чтобы о них не задумываться. И получается, что спрос на «Сплин» по-прежнему чуть больше, чем предложение.

- Сам ты скачиваешь из Интернета фильмы и музыку?

- Конечно. Я все из торрентов качаю.

- Среди музыкантов принято говорить, что те, кто качает, у них кусок хлеба отбирает.

- Это чушь собачья. Вот компьютер, вот Иинтернет, и в нем – всё, что в мире есть. Как можно этим не пользоваться? Я знаю, что и мой альбом появится там же в день его выхода. Это естественный ход вещей.

- Ты смотришь телевизор? Какие новости могут вызвать у тебя сильные эмоции?

- Новости я читаю в Интернете, телевизор включаю только ради футбола и отдельных кинофильмов. От новостей меня трясет в той же степени, что и всех остальных.

- Группа «ЧайФ» в своем Екатеринбурге борется за чистоту, организует демонстрации против сноса зданий. Ты можешь себя представить в амплуа борца с чем-либо?

- Если только в амплуа протестующего против группы «ЧайФ». И то на эту демонстрацию я пойду в гордом одиночестве. Нет, у нас есть еще один чувак, который их ненавидит. Увидев их по телевизору, он сказал: «Удавил бы!» – и переключил. Вот не ожидал такой реакции от тихого мирного человека. В принципе я его понимаю. Моя песня «Матч» после этого случая и появилась. «ЧайФ» – это такие мерзкие штампы, что страшно становится.

- Ну как же, они пропагандируют вечные ценности – что в музыке, что в жизни.

- Да они просто бездарно это делают. Протеста у меня нет. И на демонстрацию я не пойду – просплю.

- Ты говорил, что тебе близок абсурдный юмор в духе «Монти Пайтон»…

- Да! Я сейчас только в их стиле и говорю. И всегда я только так и общаюсь. Люди, которые не в курсе, конечно, удивляются и пишут потом, что я е…анутый. Ну да, я е…анутый, потому что я смотрел «Монти Пайтон» и родился в Санкт-Петербурге. В принципе Хармс – это тот же самый наш «Монти Пайтон», только он творил на 40 лет раньше и не в капиталистической державе, а в предблокадном и блокадном Ленинграде, под жутким прессом, закончившимся тюрягой и смертью.

- В песнях это находит какой-то выход или ты опасаешься, что этот юмор просто не считывается?


- Почему? «Мое сердце» и «Мы сидели и курили» сделаны в этом духе. Человек понимает, что он дебил, и уже не скрывает этого. Он открыто в этом признается, поет об этом в мажоре и находит в таком состоянии много плюсов.

- А часто ли приходится включать серьезного человека, начальника, руководителя группы? Штрафовать, увольнять и т. д.?

- Я не включаю начальника. Я либо дружу с людьми, либо просто прекращаю с ними общаться. Я иногда чувствовал, что есть люди, которые мешают развитию группы, и с ними расставался. Но без скандалов: как правило, все понимали, что расставание неизбежно. Хотя в любом случае это больной и переживаемый момент.

- Чем бы ты никогда не стал заниматься в жизни?

- Я бы никогда не стал работать на «Русском радио».

Интервью брал: Алексей Мажаев

Источник: gzt.ru